Сумеречные Врата   ::   Волски Пола

1

Послеполуденный зной начала жаркого сезона делал ЗуЛайсу похожей на преисподнюю, но толпа, бурлившая на улицах, примыкавших к резиденции Вонара, казалась нечувствительной к жаре. Конечно, для рожденных в этом климате авескийцев атмосфера парной бани, так угнетавшая иноземных правителей, была более чем привычна. В стены, окружавшие резиденцию, то и дело врезались булыжники, а воздух гудел от оскорбительных выкриков. Иные проклятия отличались изысканной восточной цветистостью, но их красота пропадала втуне - запертые внутри вонарцы плохо владели местным наречием. Впрочем, угрожающие интонации ясны без перевода, и ставни в здании резиденции с утра были плотно заперты.

Так же заблокированы и заперты изнутри оказались все прилегающие здания квартала, в честь далекой вонарской столицы названного Малый Ширин. Дома, лавки и конторы, возведенные в неоклассическом стиле из привозного красного кирпича, выстроившиеся словно по линейке вдоль тенистых бульваров Малого Ширина, выглядели до нелепости неуместными под выгоревшим небом востока. Улицы, обычно заполненные бледнолицыми пришельцами, сегодня принадлежали смуглокожим авескийцам. Туземцы - в обычные дни кроткие и покорные в соответствии с требованиями своей религии - сегодня проявляли необычное буйство, и человек с запада, оказавшийся среди них, имел бы все основания опасаться за свою бледную шкуру. Соотечественников, даже тех, кто был в ливрее вонарских правителей, пока пропускали беспрепятственно, но это могло перемениться в любую минуту.

Авескийские стражники, стоявшие перед большими воротами резиденции, отлично сознавали опасность. Их одетые в форму фигуры застыли в молчаливой напряженной неподвижности, а лица под забралами плоских шлемов-дарли выражали профессиональную тупость. Зато темные глаза беспокойно метались, а руки с излишней силой сжимали приклады карабинов. Однако до сих пор булыжники и комья грязи свистели мимо, а на людей направлялось одно лишь словесное оружие, да и то не столько оскорбления, сколько призывы к расовой солидарности.

В плотной толпе возникло вдруг новое завихрение. Кто-то упорно проталкивался вперед, и наконец одинокая фигура предстала перед стражниками.

Человек был высок по авескийским меркам, худощав и отличался удивительной кошачьей грацией движений, совершенно чуждой угловатым жестким фигурам вонарцев. Он был одет в просторную тунику и широкие шаровары из невесомой ткани песочного цвета, какие могли принадлежать любому горожанину. Бронзовую уштру, изогнутый треножник, символ победоносной покорности, также носил едва ли не каждый авескиец. Только вышитый на многоцветном поясе-зуфуре значок позволял причислить его к довольно уважаемой касте Отступающих. Широкополая плетеная шляпа скрывала лицо, только глаза блестели: черные, но с предательскими зелеными искрами. Такие глаза, как и угловатое лицо с тонким орлиным носом, бывают только у северян, чаще всего у тех, кто родился в племенах горцев. Морщинки вокруг глаз говорили, что человек уже не юноша - вероятно, лет тридцати. Нижняя часть лица могла бы рассказать больше, если бы ее не скрывала кисейная вуаль от пыли, закрепленная под полями шляпы.

Человек направился прямо к воротам, не обращая внимания на несущиеся ему вслед вопли. Советы и упреки скоро сменились оскорблениями. «Предатель» по большей части, но звучало и «жополиз», и «блевотина йахдини», и другие, более изысканные наименования. Северянин, казалось, оглох, но не ослеп: когда бровастый старец, щеголяющий золотым знаком «свидетеля рождений», попытался зацепить его за ноги сложенным зонтиком, тот легко уклонился.

– Червивая задница!

– Слуга хаоса!

– Безымянный, переодетый Безымянный!

Яростные крики летели ему в спину, но северянин словно не слышал.