Убей страх - марафонец   ::   Абрамов Артем

Бегать с вами и ждать, пока вас, извините, достанет? Тогда, голубчик, не вам, а мне помощь понадобится. От инфаркта... А вы уверены, что эти, как вы их называете, "взрывы" вам в радость?

- Однозначно, - усмехнулся Чернов, понимая, что с врачом он, похоже, пролетает.

- Так и радуйтесь! В жизни, голубчик, так мало радости, что жаловаться врачу на приятное только потому, что неизвестно его происхождение, - это извращение. Как врач вам заявляю... Впрочем, хотите - пропишу вам что-нибудь средней убойности. Попейте...

Убойное пить не стал. Водка - она как-то привычнее, понятнее. Вот ее-то он и начал пить - здоровью вредить, невзирая на предупреждения Минздрава.

Ну, "пить" - это, конечно, чересчур, точнее будет - употреблять, но делал это со вкусом и неэкономно. Вольных приятелей, желающих чокнуться с каким-либо чемпионом-рекордсменом, находилось много, об этом социальном явлении писано-переписано. Чернов исключением не стал.

Сошел он с дистанции тихо, без прощальных фанфар, да и отмеренная все тем же Богом - или кем там наверху? - феноменальная память вовсю тащила его из спорта: уже и институт оканчивал, уже и языки отлично пошли - чего зря бегать! А "сладкие взрывы" вне беговой дорожки почему-то не рождались, хотя регулярно, после утреннего "Туборга", натягивал кроссовки и бежал в Сокольнический парк выпаривать с потом накануне выпитое.

Жалел о пропаже волшебных моментов счастья-на-бегу? Не то слово. Особенно поначалу. А потом притерпелся и без "взрывов", счастье ограничил обычными оргазмами, опять пардон за излишнюю интимность, даримыми любимыми и не очень женщинами. А что до "взрывов" - понимал: чудо исчезает, когда его перестают ценить, когда относятся к нему как к данности.

Жена, когда уходила от Чернова, бросила в сердцах:

- Ни хрена ты, Чернов, не ценишь: ни дела своего, ни таланта, ни близких тебе людей. Живешь, как в гостинице. Бог дал - спасибо. Не дал - тоже не помрем... И приятели твои - не люди, а так, лица. Если запомнишь их по пьяни... - Помолчала секундно в дверях, добавила: - Когда остановишься - позвони. Или когда снова побежишь...

Оставила, значит, надежду. Хотя и не объяснила, куда Чернову бежать следует.

И что он в итоге имел и имеет к своим пресловутым тридцати трем?

Перечислим.

Имел: жену, как уже сказано, не выдержавшую "гостиничного" мужа; отца и мать, мирно почивших (давно) в родном далеком городе Усть-Кокшайске; личное авто, минувшей осенью угнанное со стоянки у подъезда не опознанными милицией похитителями.

(К слову: что угнали - славно, опять много бегать стал, все на пользу: живот, худо-бедно, плоский, мышцы, если уж и не стальные, так и не кисельные, сам сух, как йог.)

Имеет: квартиру в Сокольниках, заработанную с помощью неординарных способностей мышц; мебель, книги (много), одежду (маловато для неофита-холостяка...), роскошную, но темную по смыслу картину неизвестного художника "Бегун" (кто-то подарил, название условное), где изображен некто в белой хламиде, несущийся по пересеченной местности, кое-какие денежки в заначке, как уже отмечено, и еще - кота, добровольно пришедшего, в отличие от жены, в дом и прижившегося там прочно (уж извините за некорректно выстроенный ряд имевшегося и имеющегося: люди, вещи, фауна...). Немного, но другие и того не имеют. Чернов был доволен в принципе, а сверх принципа мечтал лишь о постоянной работе, о прибыльном применении неординарных способностей интеллекта.

А жена... Ну, остановился он - в смысле выпивки и в смысле приятелей, точнее, почти остановился, вот - бегать вовсю начал, и опять всплыла робкая надежда на возвращение счастья-на-бегу, "сладких взрывов".

Надежда... Надеяться, говорят, не вредно...

А жене не позвонил: поезд, считал, ушел. Время разбрасывать камни окончилось.