Невиновные   ::   Сименон Жорж

Парижские все переполнены, да и в окрестностях тоже…

Он снова пожал плечами. Какая разница, на каком кладбище похоронят Аннет, если ее нет больше с ним?

Зазвонил телефон… Он снял трубку.

— Да… Кто? Да… Я Жорж Селерен… Да, муж… Когда мне удобно?

Не отнимая трубку, он посмотрел на Брасеье.

— Да… Я сделаю все необходимое, но сначала мне нужно разузнать…

Сегодня после обеда будет еще не поздно?.. Благодарю вас…

Он повесил трубку. Он не любил, когда его вот так, как гром средь ясного неба… Ему показалось, что у него снова отнимают Аннет.

— Кто это?

— Из Института судебной медицины. Я уже могу забрать тело.

— И что ты решил?

— Пока не знаю.

— Хочешь еще подумать в одиночестве?

— Нет… Пусть будет похоронное бюро…

Он думал о детях, возможно, и о себе тоже. Наверное, Брассье прав. Она мертва. Что же, укладывать ее на их постель? Или сооружать траурное ложе в гостиной?

— Пойдем…



Глава 2

Возможно, он сглупил, выбрав траурный зал в бюро ритуальных услуг.

Траурный зал без распятия, без ветки букса, окропленной святой водой. Он чувствовал, что Натали недовольна этим, что даже дети в недоумении. И соседи по дому не могли взять в толк, почему не было отпевания в церкви.

В общем, это были ненастоящие похороны.

Может быть, что-то переменилось в нем самом? Трудно сказать. Жан-Жак и Марлен смотрели на него не так, как прежде, их глаза выражали любопытство.

Он как бы перестал быть мужчиной, отцом семейства, как другие. Он стал вдовцом и в этой новой роли чувствовал себя не в своей тарелке.

До самых похорон на кладбище в Иври всеми формальностями занимался Брассье. Это он, внимательно прочитав страховой полис, посоветовал Селерену отказаться от иска к владельцу фургона.

Если бы только люди, с удивлением наблюдавшие за ним, могли знать, до чего он устал! Те, кто работал с ним в мастерской, догадывались об этом по тому, как он теперь работал: без веры в себя, без вдохновения, — и они перестали непринужденно болтать, надеясь, что он отойдет.

— Сходить за бутылкой, патрон?

— Если вам хочется…

Но сам он не пил божоле, которое приносил Пьерро.

Ни они и никто, даже Натали и его собственные дети, казалось, не понимали, что он никогда уже не станет таким, как прежде. Он и сам себя спрашивал, как это его угораздило прожить столько лет в такой полной, почти детской беззаботности.

Время тянулось мучительно, все виделось в сером цвете, все было сосредоточено от рассвета до заката на одном-единственном человеке, которого больше не было на свете.

И странное дело: несмотря на все, он чувствовал большую близость со своей женой, чем при ее жизни.

Он был хорошим мужем, спору нет, по крайней мере сам он был в этом убежден. У него никогда не было любовных похождений, связей с другими женщинами. Он всем сердцем любил свою Аннет.

Он никогда не противоречил ей, напротив, всегда уступал, когда между ними возникал какой-нибудь спор. Теперь они словно слились в единое целое навсегда, и каждая прожитая вместе минута была значимой.

Прошлое внезапно накатывало на него волнами, и товарищи по работе поглядывали на него украдкой, словно на пробудившегося лунатика.

Вот, например, их первое путешествие, ставшее в то же время свадебным. Ни он, ни она никогда не ездили дальше Ньевра и Кана, где жили их родители.

И тогда они решили провести три дня в Ницце. Хотя это и не было так уж оригинально, но им хотелось увидеть Средиземное море.

В поезде он проснулся чуть свет, взбудораженный сказочным пейзажем, в котором особенно завораживал цветущий миндаль.

Раньше он видел миндаль только на календарях, поэтому тут же разбудил Аннет, которая не выразила такого восторга, как он, но тоже приникла лицом к оконному стеклу.

Показались первые кактусы, потом — первые пальмы.