Выше Радуги   ::   Абрамов Сергей

Так, мол, и так, обдурила меня баба-яга, отняла умение прыгать через палку, не вникнув в суть дела. Подойдет? - и хрустит редиской, и хрустит. Прямо как орехи ее лопает.

Алик отвечает:

- Вы меня не поняли. Я про суд для примера сказал.

- И я для примера. Пример на пример - копи опыт, пионер.

- Я - комсомолец, - почему-то поправляет Алик.

А она и рада поправке.

- Тем более. Где твоя комсомольская совесть? Обещал условие блюсти? Обещал. А нарушил - плати.

В ее руке, откуда ни возьмись, появляется еще один огурец. Она протягивает его Алику, и он машинально начинает хрустеть - не тише, чем баба-яга редиской.

- И потом, чего ты суетишься зазря? - спрашивает она. - Тебе дар просто так отвесили, а ты его зачем-то начал тренировками подкреплять. Наподкреплялся до того, что и без дара выше головы сигаешь. А ведь еще месяц назад не мог. Не мог, внучок?

- Не мог.

- А сейчас можешь. Ну и прыгай себе на здоровье, Дашке на радость. Тренируйся - "по мастерам" запрыгаешь. Без нашей помощи.

- Не запрыгал же...

- Да ты, милый, совсем обнаглел. За паршивый месяц Брумелем захотел стать? А вот фиг-то!

Вокруг них живет базар, живет своей угодливо-равнодушной жизнью. Вокруг них продают и покупают, разменивают десятки на рубли, а рубли на гривенники. Вокруг них спорят и ссорятся, милуются и ругаются, ликуют и страдают, и никому нет дела до крепкой бабки в телогрейке и валенках и ее внучка-переростка. Но вот кто-то останавливается рядом, щупает бабкину редиску.

- Почем овощ?

- Обед у меня, - огрызается баба-яга. - Не видишь, любимый внучок мне полдник притаранил. Имею я право на обеденный перерыв, имею или нет?

Перепуганный страстным напором покупатель немедленно соглашается, теряется в толпе, а довольная баба-яга обращается к Алику:

- Вот что, милый, иди-ка ты домой, отоспись как следует - без сновидений. Забудь о неудаче на этих... состязаниях. Бери поутру свою Дашку распрекрасную, катай ее на речном трамвае, редиской угощай. Отдыхай, в общем. А отдохнув, начинай прыгать. Ведь есть у тебя план, что лесной тренер составил, ведь есть?

- Есть.

- Осваивай. Под лежачий камень вода не течет. И забудь о вещих снах напрочь. Не будут они тебе больше сниться. Никогда в жизни.

Она гладит Алика по волосам заскорузлой, разбитой работой крестьянской рукой. Да и в самом деле, откуда у нее маникюру взяться? Дрова наруби, печь протопи, редиску-картошку прокопай, прополи, корову подои - тяготы. А колдовство - это так, забавка...

- А зачем вы мне явились? - недоумевает Алик. - Зачем эти сны?

- Глупый, - улыбается баба-яга. - Очень ты своей слабостью в физкультурной науке расстроен был. Помнишь: мщения возжаждал? Ну, решили мы тебе помочь...

- Помогли, называется, - саркастически замечает Алик.

- Неблагодарная ты скотина, - возмущается баба-яга. - А то не помогли? Работать мы тебя научили, а это - главное. А насчет высоты - не расстраивайся. Что тебе твой Фокин сказывал? Брумель в пятнадцать лет всего на сто семьдесят пять сантиметров прыгал. А ты у нас сто восемьдесят пять запросто убираешь, - помолчала, вспомнила: - Да, кстати: ты Фокина держись, друг он настоящий... Да и рыжий энтот - тоже ничего. Хотя и пижон... Ну, а Дашка - совсем золото. Сколько людей хороших мы тебе подсунули...

Поморщившись от неблагозвучного "подсунули", Алик замечает:

- Фокина с Дашкой я и раньше знал.

- Знал, как же. Знаком был, а не знал. Это, внучок, глаголы са-авсем различные. Ну иди, иди, тебе просыпаться пора. Возьми редисочки в сумку, отсыпь поболе - для камуфляжа...

И Алик уходит. Но вспоминает что-то, возвращается.

- Бабушка, а почему вас трое было? Неужто кто-то один не справился бы? Скажем, вы...

- Почему трое? - вопрос явно поставил бабу-ягу в тупик. Она даже в затылке поскребла - через платок. - Кто его знает...