Жил был нож.   ::   Лосев Егор

Хозяин пол ящик выгреб:

– Гуляй, – кричит, – ножевая братия, День Рождения у меня.

Оставшаяся половина ножей надулась, мы, типа, света белого не видим, но, Хозяин, как говорится, барин.

Приехали в лес. Там народу куча. Ножей тоже много приехало. Сначала весело было, а потом мужики выпили и давай спорить, чей нож круче. Чем больше пили, тем страшнее. Под конец, просто гладиаторские бои пошли. Паука дырявого из наших, с чужым Беньчиком стравили, кто кого поцарапает.

Но дырявый, стоял насмерть. А потом сам Беньчика как писанет, воронение ему содрал. Меня, под шумок, какой-то шкет стырил и давай в дерево метать. Думал, отскочу и в глаз. Убить не убью, но хоть покалечу.

Не долетел…

Хозяин, даром, что поддатый, заметил, мои страдания. Шкету по заду перепало. А я пошел щепки строгать. Мужики, к тому времени, совсем окосели. Один ножом дрова колет, по обуху ему, несчастному поленом стучит. Другой, нож к палке примотал и бегает, как индеец. Через пару часов сморило их, разлеглись, успокоились.

Тут один как ляпнет:

– Знаете, что я в Интернете прочел?

При слове Интернет, у нас душа в пятки ушла.

А он и рассказывает: Один перец Мариком консерву открывал, а Марик евонный возьми и крякни, РК выкрошилась.

Хозяин сразу Алика нашего схватил и требует:

– Тушняк сюда гоните, я за него тучу баксов отвалил, не уж то он, об консерву, выкрошится.

Бедный Алик побледнел весь, лезвием задрожал. Прощайте, говорит, не поминайте лихом. Мы, конечно, перепугались, где ж это видано, чтоб ножами консервы резать, на то дегенераты есть, тупые, так и называются, консервные ножи. Хотя, я бы справился, ну РК бы замялась, для Хозяина не жалко. Но, как говорится, где русский нож пройдет, импортный плашки склеит. Взял Хозяин Алика и давай банку тушенки дырявить. И так и эдак и с проворотом. Марик бедный шарниром скрипел, из последних сил держался, чтоб не выкрошиться. Мы за него все болели. Выдержал нож, настоящим тесаком оказался, только маааленький кусочек на РКе скололся, но Хозяин не заметил, спьяну. Когда домой, вернулись, остальным рассказали, они только рады были, что не поехали.

Тут один китаец, в щелку выглянул и говорит:

– Мужики, у нас пополнение. Кажется, Хозяину еще один нож подарили.

Я наружу выглянул. Точно, хозяин какой-то сверток развернул, а там нож. Через часок Хозяин им наигрался, и к нам, знакомится, отпустил. Представьте, открывается дверь, заходит горбун. Натуральный. Все лезвие, как рахитом изогнуто. А в рукояти дырища. Инвалид, одним словом. Дык, еще и имечко у него оказалось, лайнер сломать можно: Керамбит. Я с третьей попытки выговорил. Только он присел, Хозяин его к Треугольничихе отправил.

Она к вечеру приползла, вся измочаленная.

– Хоть и инвалид, – говорит, – а с этим делом у него все в порядке.

– Пока, – говорит, – заточила, чуть богу бруски не отдала. Замучил Херамбит проклятый.

А горбун вернулся, веселый такой. Место себе рядом с китайцами занял. Я, типа, из тех краев, с Тайваня. Китайцы наши, норвежские возмутились, обозвали его «оппортунистом проклятым» и от себя прогнали. Пришлось горбатому рядом с нами устраиваться. Ночью Треугольничиха, во сне, так брусками звенела, что я встал ее в бок пихнуть. Подошел, гляжу, у ней на крышке паук нарисован. Выходит, родственница она, паукам дырявым. А с виду и не скажешь, хорошо, хоть бруски у нее без дырок.

После Дня Рождения, Хозяин притих слегка. В работу погрузился. Любочка как-то подошла, ножик попросить. А Хозяин сказал, что нету. На нем в тот день всего ножей пять было. Я, горбун, швейцарец один, сзади чухонец в ножнах, и на ключах, совсем еще грудничок, даже без имени. Мы так ржали, что Любочка прислушиваться стала.

Так тянулись наши трудовые будни, пока Хозяин не наигрался с горбуном.