Первый к бою готов!   ::   Самаров Сергей

Я, грешен, в хорошем настроении пребывая, перед Новым годом послал родителям пять тысяч «деревянных»… Похоже, кончились, иначе мать не позвонила бы…

– Что ты хочешь?

– Сынок, скоро опять праздник ведь…

– Какой?

– Крещение… Морозы обещают, а у нас дров нет… – мать не решилась сказать, что праздник хотела бы отпраздновать, но не на что, и потому про крещенские морозы вспомнила.

– А у меня собственного леса нет… Негде мне дрова рубить…

Нынешняя зима такая, что дрова, похоже, и не понадобятся никому… Ну, может, на Крещение дождь в снег перейдет, но это зиму менее противной не сделает…

– Может, поможешь как-то, а то у нас отец уже не ходит…

Начинается обычное нытье…

– Что, мне приехать, дров нарубить?

Мать злобного ехидства не слышит.

– Отец совсем плох стал…

– Я пришлю денег… – пообещал я с идущим из глубины души вздохом и почесал себе висок глушителем пистолета. Глушитель сам к виску тянулся, и от голоса матери палец готов был на спусковой крючок нажать. Правда, предохранитель в положение стрельбы я не опускал…

– Спасибо, родной…

Матери только этого и надо было. Это единственная цель ее звонка… Говорят, самогонка в последнее время подорожала – инфляция…

Как из дома выйду, заеду на почту – перевод отправлю…

Иногда я сам думаю: люблю ли я отца с матерью? Наверное, все же люблю, хотя всегда груб с ними, хотя раздражают они единственным своим желанием – получить с меня деньги и как можно скорее пропить их…

Они считают, что именно для этого меня и растили…

* * *



В маленькой комнате у меня зеркало тоже есть – дверь в кладовку зеркалом закрыта. Правда, в этой комнате всегда теневые шторы задвинуты. Шторы красные. Утром в комнате красиво. Воздух становится красным, потому что окно на восток выходит, солнце встает и пытается сквозь стекло пробиться в комнату, чтобы в зеркало посмотреться – дверь в кладовку как раз напротив окна. Летом окно открыть можно и солнце побаловать, но в середине января этого лучше не делать. Да и погода нынешней слякотной зимой не солнечная…

В полумраке пистолет, наставленный в зеркальное отражение, выглядит более грозно, чем при ярком освещении в ванной комнате. Автомат вечером выглядит совсем не так… Даже если он в руках чеченского боевика… Тогда, к концу плена, я совсем перестал бояться их автоматов, точно так же, как и их побоев… И мозоли на руках превратились в жесткие наросты. Это не мешало тренированно выкапывать себе очередную могилу…

* * *



…– Младший сержант Онуфрие-ен-н-нко-о-о… – в конце моей фамилии звучание обычно поднималось до львиного рыка. Этому уроду, нашему командиру роты капитану Петрову, ужасно нравилось так зычно мою фамилию произносить. И обязательно хохотнуть потом, радуясь собственной дури.

Я сейчас иногда смотрю по телевизору профессиональный бокс, и часто на боях представление боксеров проводит какой-то знаменитый их спецведущий… Баффер, кажется… Он точно так же в микрофон орет, как капитан Петров. Но этот Баффер свою манеру представления запатентовал, и если кто-то желает повторить ее, обязан патент купить. Говорят, покупают… Петрову, дураку, тоже следовало запатентовать свой рык… Тогда он мог бы и с Баффера денежки содрать… И с других офицеров… У нас среди офицеров дурь популярностью пользуется…

Звание младшего сержанта мне дали после окончания учебки. Полгода натаскивали. Но когда после учебки в часть приходишь, даже младшим сержантом, все равно «молодым» остаешься, поскольку службы, как считалось, пока не нюхал… И приходится нюхать… И от «стариков», и от «дедов», и от офицеров…

Не так страшен черт, как его малюют, конечно… Перед армией невесть чем пугали, а здесь было терпимо… Для большинства.