Нефритовый слоненок   ::   Востокова Галина Сергеевна

Иногда, растормошенная Зоей, рассказывала что-нибудь о гимназических подругах или учителях. «А мальчики?» – допытывалась неугомонная спутница.

Ну что мальчики? Ну Борька, сбегавший с последнего урока, чтобы успеть к выходу девочек из ворот их Фундуклеевской гимназии и проводить ее до дома. Один раз он попросил Катю прийти на свидание к пятой скамеечке центральной аллеи Купеческого сада и во время недолгого разговора о математике так истерзал свою серую гимназическую фуражку, что ее, со сломанными веточками герба, оставалось только выбросить.

И сейчас Зоя не умолкала. Пожалуй, к лучшему. На балу было проще. Вокруг веселые люди, музыка.

Можно было вообще ни о чем не говорить. А как себя вести наедине с принцем? Как называть? Зоя вон щебечет: «Чакрабон, Чакрабон…» Хорошо еще, что не «Лек». Ей бы такой легкий характер. А то вечно не знаешь, о чем беседовать с незнакомыми людьми, и каждый раз приходится мучительно искать тему для разговора. Не унижаться же до обсуждения погоды! Или с заумным видом рассуждать о туманных строках Бальмонта! Мама сколько раз говорила: «Не стоит ломать над этим голову. Ты достаточно хороша, чтобы поклонники („Ну так уж и поклонники, мама!“) сами стремились развлечь тебя. Слегка улыбайся, и только»

– Спасибо! Приезжайте почаще! – Зоя кошечкой спрыгнула со ступеньки, и карета повезла их дальше.

– Катрин, я обещал быть вечером у Ирины Петровны. Если вы не очень устали, спускайтесь в зеленую гостиную на чашечку кофе.

– Хорошо, ваше высочество.

– Катенька, ради бога, не надо так официально. Мы же договорились – просто Лек.

– Хорошо, Чакрабон.

– Ну хотя бы так! – Он, сойдя на землю, протянул ей руки: – Осторожнее, везде лужи. Давайте я вас перенесу.

– Что вы, я сама. – Она храбро шагнула прямо в глубину и почувствовала, как ледяные струйки потекли через дырочки от шнурков по шерстяным чулкам к пальцам ног.

– Катюша, простудитесь… Я-то в сапогах. Или побоялись, что уроню?

Он рассмеялся и подергал цепочку колокольчика. За дверью весело затренькало.

– Спускайтесь. Я буду ждать, – еще раз напомнил он ей, передавая шинель лакею.

Катя скинула беличью ротонду и капор в своей комнате, осталась в гимназическом платье. Расстегнула две кнопочки на высоком воротнике, обшитом тоненькой полоской кружев, расправив платье, повесила его в шкаф на плечики. Хорошо, что не оставила в Киеве привычную удобную форму, хотя мадам Марго, до последнего дня считавшая себя гувернанткой, собирая Катрин в такой далекий и чужой Петербург, уговаривала не брать лишнего: «Там нашьешь нарядов, милочка». А на курсах форма оказалась более чем кстати. Серьезно, скромно. А то беленькая Леночка пришла с началу занятий в алом тюлевом платье и чувствовала себя ужасно неловко среди строгих госпитальных стен.

Катя надела белую шелковую блузку с черным галстуком-шнурочком и черную юбку, переплела косу, туго закрутив ее на затылке, и, еще раз придирчиво оглядев отраженную зеркалом тонкую фигурку, пошла вниз по удобным мраморным ступенькам, словно созванным для бега по ним через одну. Но длинная юбка обязывала к степенности, и Катя спокойно спускалась, прислушиваясь к разговору. Опять о войне.

В креслах у низкого столика сидели Ирина Петровна, Чакрабон и женщина преклонного возраста, но в пегкомысленных кудряшках и воланчиках. Катя подозрительно глянула на стол. Кажется, на этот раз без сюрпризов: ароматный кофейный дымок, печенье, крошечные бутерброды. А то в первый обед после мясного горячего была подана мятная вода для полоскания рта в высоких с золотым узором бокалах, а она по неопытности взяла и выпила ее, подумав при этом: «Фу! Совсем невкусно» Или вчерашние хитрые пирожные.