Емельян Пугачев (Книга 2)   ::   Шишков Вячеслав

_______________

* Обращение к башкирскому народу, датированное 1 октября 1773

года, приводится здесь в сокращении. - В. Ш.

Вдруг с улицы послышались быстро приближающиеся крики: то ли "ура", то ли "алла" кричал народ.

- Государь к нам едет, - сказал Али. - Мы обедом станем его потчевать.

- Где, здесь? - с изумлением сказал Падуров.

- Тут кудой, теснота, - сказал Али. - Рядом наш большой дом... Там.

Они все поспешно вышли на улицу.

Возле двухэтажного соседнего дома Пугачёв остановился: Али держал царского коня под уздцы, а его отец - старик в чалме, с очками на носу - и ещё другой татарин почтительно подхватили государя под руки.

Приподняв занавеску, из-за оконного косяка скрытно пялилась на государя Фатьма. Падуров поклонился Пугачёву и, сказав: "Готово, ваше величество", - подал ему вложенную в конверт бумагу.

Взошли наверх. Женщины, слегка прикрывая длинными рукавами свои лица, кувырнулись государю в ноги. Усталый Пугачёв протянул им для целования руку. Он не обратил на Фатьму ни малейшего внимания. Пройдя в маленькую комнату об одном окне, Пугачёв сел к окну (под его ноги чьей-то волшебной рукой подсунулся коврик) и велел секретарю, Ване Почиталину, зачесть написанное.

- Вот встань-ка рядом со мной, чтоб мне видать было.

Секретарь принялся за чтение. Голос у него выразительный, звонкий. Пугачёв, перегнувшись, неотрывно следил за строчками, по которым бежал взор секретаря.

- А ну, ещё перечти, да не борзясь, а с толком...

Продолжая с напряжением следить за строчками и за глазами секретаря, Пугачёв, казалось, старался запомнить каждое произнесённое Почиталиным слово. Затем он взял указ в руки, наморщил лоб и, шевеля губами, сделал вид, что внимательно читает.

- Эх ты! Врачки какие... Падуров, гляди сюды, - сказал он. Падуров стал сзади Пугачёва и, перегнувшись через его плечо, заглядывал в те строки, на кои "батюшка" указывал толстым пальцем. - Вот тута, видишь, сказано: "...услыша моё имя, ко мне идите", а подобает сказать: "идите, мол, конны, а того лучше о-двуконь". Я ж, Тимофей Иваныч, о сем упреждал тебя... Забыл?

- Запамятовал, ваше величество.

- Вдругорядь будь памятливей, взыск чинить учну. А вот, гляди, в этом месте сказано: "Ныне я вас жалую даже до последка землями, лесами" и п р о ч и м, п р о ч и м - добавить предлежит, "а  т а к о ж д е д е н е ж н ы м  ж а л о в а н ь е м, с в и н ц о м  и  п о р о х о м".

Пугачёв указывал строки совершенно точно и читал написанное правильно. Падуров с удовлетворением подумал: "А ведь "батюшка" грамоте-то не плохо знает". На самом же деле из выкрутасистого, с завитушками, почерка своего секретаря Пугачёв не мог разобрать как следует ни единого слова. Да он и не пытался это сделать: этакую писарскую кудрявицу и доброму-то книжнику надо пообедавши читать.

- Немедля прикажи, Тимофей Иваныч, Идыркею перетолмачить на башкирскую стать.

- Слушаю, ваше величество! - ответил Падуров. - Сделаю вставки, что усмотреть изволили, да кой-какие ошибочки письменные я заметил... Исправить подлежит.

- Сойдёт и так, - возразил Пугачёв и почесал в затылке. - Лишь бы явственно было да мысли подходящие... Давилин! - обратился он к дежурному, - а ты, друг мой, коль скоро бумагу перебелят, немедля отправь её сей же день в Башкирию. А в кое место гонцу скакать, наш хозяин-бабай укажет тебе.

Сержант Николаев чувствовал себя в этот день отвратительно. С душевным смятением он думал о своей милой Даше. Как-то она там, жива ли, здорова ли, думает ли о нём хоть изредка? Да! Пусть сержант Николаев успокоится: Даша о нём помнит.

Сегодня первое октября, большой праздник - Покров. Сержант вспоминает, как в этот день он хаживал к обедне, как из церкви провожал Дашеньку до дому. То-то было хорошо: погода свежая, трава седая от инея, спелой рябины на ветках - красным-красно.

Сегодня Покров.