Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса   ::   Говоров Александр

Баба Марьяна усмехнулась:

- Муд-ре-цы! Царь при смерти, меж наследниками неразбериха, у царевича прынец родился, маленький, и у царя, глядь, новый царевич, вот где ума-то надо прилагать, а они - астанблей!

Алеха продолжал настаивать на своем, Федька его поддразнивал, подмастерья смеялись, а Бяша слушал, как отец, занимаясь своими плашками, говорил Саттерупу, пленному шведу, который работал в киприановской мастерской:

- Конечно, когда государь изволил перенести резиденцию во вновь основанный Санктпитербурх град, в нашей матушке-Москве все быльем поросло. В полдень лавки запираем и спим до заката. Ужинаем в три пуза и опять на боковую, от чего апокалипсические чудища снятся... А смута не спит, смута копошится, стрельцов еще мятежных не забыли. На площадях что ни день антихриста кричат! А тут еще слухи про распрю у государя царевича с государем отцом...

Киприанов еще покрутил шлифовальное колесо и снова, подняв очки, рассматривал на свет гладкость плашки. Наклонился к Саттерупу:

- Ежели слушать на Торжке все байки, ума можно решиться. А ходят такие слухи, за которые прямо хватать - да в застенок, в Преображенский приказ!

Пленный швед согласно кивал головой, развязывая кисет с табачком. Хотя известно, что толковать с ним бесполезно, - за пятнадцать лет в плену он не выучил ни одного путного русского слова.

- А правду сказать - есть, есть у нас ради чего приехать обер-фискалу. - Отец раскурил с Саттерупом по трубочке. - Взять того же Кикина, бывшего царского клеврета, который ныне у нас обретается. Или Аврама Лопухина, брата отставленной царицы... Вся Москва скажет - они-то царевича на непослушание и подбивали, с отцом стравливали, прости господь! И ныне, как узнали, что царь Петр Алексеевич соборовался, так и понеслись!

Заметив, что сын внимательно слушает его откровения, Киприанов погрозил ему пальцем и вынул карманные часы-луковицу:

- Шабаш, братцы! Пошли-ка, возьмемся за ложки-плошки, поварешки!

А на другой день Бяша, то есть Василий-младший, сын Киприанов, воочию столкнулся с этим самым страшным обер-фискалом, которому суждено будет сыграть такую решительную роль в его, Васильевой, судьбе.

Был сочельник. С утра Москва кипела, готовясь к празднику. Хватали все что попало, на прилавки шли, как на турецкую крепость, особенно приезжие. Каждому хотелось привезти домой московский гостинец.

Отец приказал:

- Ступай-ка, Васка, в школу к Леонтию Филипповичу. Отнеси ему напечатанные листы учебника, пусть читает, правит. Хоть и грех работать в праздник, но бездельничать еще больший грех - так ведь Леонтий Филиппович говаривает?

Леонтий Филиппович - это Магницкий, учитель Навигацкой школы. Он отца когда-то, молодого, выучил и к типографскому делу приспособил, он и Бяшу в школе учил до прошлого года.

Бяша пристроился в сани к попутному мужичку. Снег визжал под полозьями, лошади фыркали, сметая хвостами снежную изморозь. По закаленевшей бревенчатой мостовой перестук копыт напоминал барабанную дробь.

- Позволь, позволь! - покрикивал мужичок.

Куда там! Сани еле пробирались по запруженным улицам. Бяша соскочил ноги коченели, пешком все-таки согреваешься, сапогами топаешь.

Никольская, Сретенка - сплошная толкучка, крик, божба, целое воинство лотошников. Двери всех церквей распахнуты, теплятся огоньки лампад. Нищие гнусавят наперебой, показывают увечья, сморкаются прямо под ноги, поневоле отдашь полушку.

У Бяши была способность на ходу забывать обо всем, погружаясь в свои мысли. Не заметил, как и выбежал из-под арки приземистых Сретенских ворот, помчался бодрее с папкою под мышкой, похлопывал рукавицами, размышлял. Что есть фискалы и зачем они просвещенному государству необходимы?

Бяша видел указ 1711 года; там правительствующему Сенату предписывалось: учинить фискалов по всяким делам, а как быть им - то пришлется известие. Отец бы тут по своей привычке поворчал: у нас-де, на Руси, все так и делается тяп да ляп, а как быть дальше-то пришлется известие.

Бяша знал, что "фиск, фискус" - слово латинское, и обозначает оно императорское имущество, казну. Фискал, стало быть, и есть тот чиновник, который имение оное блюдет и приумножает.