Дом у дороги   ::   Твардовский Александр Трифонович

И мать зажмурилась от слез,

От счастья и от боли,

Что это слово произнес

Ее меньшой в неволе…

Покоса раннего пора

За дальними пределами

Пришла. Запахли клевера,

Ромашки, кашки белые.

И эта памятная смесь

Цветов поры любимой

Была для сердца точно весть

Со стороны родимой.

И этих запахов тоска

В тот чуждый край далекий

Как будто шла издалека —

Издалека с востока.

И мать с детьми могла тогда

Подчас поверить в чудо:

– Вот наш отец придет сюда

И нас возьмет отсюда.

Могло пригрезиться самой

В надежде и тревоге,

Как будто он спешит домой

Да припоздал в дороге.

А на недальнем рубеже,

У той границы где-то,

Война в четвертое уже

Свое вступала лето.

И по дорогам фронтовым

Мы на дощечках сами

Себе самим,

Кто был живым,

Как заповедь писали:

Не пощади

Врага в бою,

Освободи

Семью

Свою.



ГЛАВА 9

Я начал песню в трудный год,

Когда зимой студеной

Война стояла у ворот

Столицы осажденной.

И завершаю в год иной,

Когда от стен Берлина

Пришел солдат с войны домой

Своей дорогой длинной.

Чего, чего не повидал,

Казалось, все знакомо.

Но вот пришел, на взгорке стал

И ни двора, ни дома.

И там, где канули в огне

Венцы, столбы, стропила, —

Темна, жирна по целине,

Как конопля, крапива.

Да груда глины с кирпичом,

Золою перебитая,

Едва видна на месте том,

Уже травой прошитая.

Глухой, нерадостный покой

Хозяина встречает.

Калеки-яблони с тоской

Гольем ветвей качают.

Глядит солдат: ну, ладно – дом,

А где жена, где дети?..

Да, много лучше о другом,

О добром петь на свете.

Но не минуешь горьких слез,

Которым срок не минул.

Не каждой матери пришлось

Обнять родного сына.

Не каждой женщине – жене,

Родной сестре, невесте —

О тех, что сгинули в войне,

В конце дождаться вести.

Ответ не каждому письму, —

Иное без ответа.

Привет не каждому тому,

Чье сердце ждет привета.

Но если та горька печаль,

Чье место свято в доме,

То, может, легче, да едва ль,

Печаль особой доли.

Печаль подвижника-бойца,

Что год за годом кряду

Войну исполнил до конца,

И вот тебе награда!

Присел на камушке солдат

У бывшего порога,

Больную с палочкою в ряд

Свою устроил ногу.

Давай солдат курить табак,

Сходиться люди стали,

Не из чего-нибудь, а так —

В свидетели печали.

Стоят над нею, опершись

На грабли, на мотыги.

Вздохнул один и молвил:

– Жизнь… —

Другой сказал:

– Как в книге…

А третьи только и могли

Добавить осторожно:

– Еще не все домой пришли

Из той дали острожной.

И отвести старались взгляд

Соседи в разговоре,

Чтоб не видать, как он, солдат,

Давясь, глотает горе.

Не мог он душу освежить

Тем трудным, скрытым плачем…

Все так.

А надо было жить.

И жить хозяин начал.

Погостевал денек-другой.

– Ну что ж, на том спасибо. —

И потянул с больной ногой

На старую селибу.

Перекурил, шинель долой,

Разметил план лопатой.

Коль ждать жену с детьми домой,

Так надо строить хату.

А где боец за столько лет

Себе жилья не строил!

Не только там, где лесу нет,

А нет земли порою.

Где нет земли, один песок,

А то, как камень, грунт жесток,

А то – болото. Мука!

А на земле – не штука.

Так-сяк, колхоз

Леску подвез,

Помог до крыши сруба.

А дальше сам

Мостил, тесал, —

Займись – оно и любо.

И все спешил покончить в срок,

Как будто в хате новой

Скорей солдат увидеть мог

Семью живой-здоровой.

К покосу был окончен дом,

Как раз к поре горячей.

А сам солдат ютился в нем

Со дня, как строить начал.

На свежеструганом полу,

Что облекал прохладой,

Он отдыхал в своем углу

С великою отрадой.

Да что! У смерти на краю,

На каждом новоселье,

И то любитель был свою

Обжить, устроить келью.