Урна   ::   Белый Андрей

1907

Петровское



ССОРА

1



Год минул встрече роковой,

Как мы, любовь лелея, млели,

Внимая вьюге снеговой,

Как в рыхлом пепле угли рдели.

Над углями склонясь, горишь

Ты жарким, ярким, дымным пылом;

Ты не глядишь, не говоришь

В оцепенении унылом.

Взгляни чуть теплится огонь;

В полях пурга пылит и плачет;

Над крышею пурговый конь,

Железом громыхая, скачет.

Устами жгла давно ли ты

До боли мне уста, давно ли,

Вся опрокинувшись в цветы

Желтофиолей, роз, магнолий.

И отошла… И смотрит зло

В тенях за пламенной чертою.

Омыто бледное чело

Волной волос, волной златою.

Почерк воздушный цвет ланит.

Сомкнулись царственные веки.

И всё твердит, и всё твердит:

«Прошла любовь», — мне голос некий.

В душе не воскресила ты

Воспоминанья бурь уснувших…

Но ежели забыла ты

Знаменованья дней минувших,—

И ежели тебя со мной

Любовь не связывает боле,—

Уйду, сокрытый мглой ночной,

В ночное, в ледяное поле:

Пусть ризы снежные в ночи

Вскипят, взлетят, как брошусь в ночь я,

И ветра черные мечи

Прохладным свистом взрежут клочья.

Сложу в могиле снеговой

Любви неразделенной муки…

Вскочила ты, над головой

Свои заламывая руки.

1907

Москва

2



Над крышею пурговый конь

Пронесся в ночь… А из камина

Стреляет шелковый огонь

Струею жалящей рубина.

«Очнись: ты спал, и я спала…»

Не верю ей, сомненьем мучим.

Но подошла, не обожгла

Лобзаньем пламенно текучим.

«Люблю, не уходи же — верь!..»

А два крыла в углу тенистом

Из углей красный, ярый зверь

Рассеял в свете шелковистом.

А в окна снежная волна

Атласом вьется над деревней:

И гробовая глубина

Навек разъята скорбью древней…

Сорвав дневной покров, она

Бессонницей ночной повисла —

Без слов, без времени, без дна,

Без примиряющего смысла.

1908

Москва



Я ЭТО ЗНАЛ



В окне: там дев сквозных пурга,

Серебряных, — их в воздух бросит;

С них отрясает там снега,

О сучья рвет; взовьет и носит.

Взлетят и дико взвизгнут в ночь,

Заслышав черных коней травлю.

Печальных дум не превозмочь.

Я бурю бешеную славлю.

Когда пойду в ночную ярь,

Чтоб кануть в бархате хрустящем,

Пространство черное, ударь,—

Мне в грудь ударь мечом разящим.

Уснувший дом. И мы вдвоем.

Пришла: «Я клятвы не нарушу!..»

Глаза: но синим, синим льдом

Твои глаза зеркалят душу.

Давно всё знаю наизусть.

Свершайся, роковая сказка!

Безмерная, немая грусть!

Холодная, немая ласка!

Так это ты (ужель, ужель!),

Моя серебряная дева

(Меня лизнувшая метель

В волнах воздушного напева),

Свивая нежное руно,

Смеясь и плача над поэтом,—

Ты просочилась мне в окно

Снеговым, хрупким белоцветом?

Пылит кисеи кисейный дым.

Как лилия, рука сквозная…

Укрой меня плащом седым,

Приемли, скатерть ледяная.

Заутра твой уснувший друг

Не тронется зеркальным телом.

Повиснет красный, тусклый крут

На облаке осиротелом.

1908

Москва



ВЕСНА



Уж оттепельный меркнет день.

Уж синяя на снеге тень.

Как прежде, у окна вдвоем

Попыхиваем огоньком.

Мгла пепельный свой сеет свет.

Уехала она… Но нет —

Не примиренье, не забвенье

В успокоенье чую я.

Из зеркала, грустя, отображенье —

Из зеркала кивает на меня.

И полосы багровые огня,

И отблески далекие селенья, —

Истома улетающего дня…

Рояль… Ревнивое забвенье.