Адъютант его превосходительства   ::   Болгарин И. Я.

Но Кольцов обратил внимание на его встревожен­ный вид и, легонько придержав, взял мальчика за подбородок и озабоченно посмотрел ему в лицо.

– Что с тобой? Ты нездоров?

Юра отвел в сторону внезапно повлажневшие глаза и обидчиво сжал губы.

– Ну? – настойчиво повторил Кольцов, встревоженно вглядываясь в лицо Юры.

«Павел Андреевич, я был в лагере у поручика Дудицкого, – торопливо, зажмурив глаза, как перед броском в холодную воду, сказал Юра.

– Как ты туда подал? – отпуская Юру от себя, удивленна спросил Кольцов.

– Искал нашего садовника, – огорченно, словно жалуясь Павлу Андрееви­чу, выдавши из себя Юра. – Хотел его выручить…

«Ну вот и у него появились свод заботы». Волна нежности к этому вы­держанному и доброму мальчишке захлестнула сердце Кольцова. И все же что-то неуловимое в поведении, в тоне, в самих ответах Юры насторожило Кольцова.

Юра опустил голову и тихо сказал:

– Павел Андреевич! Голубчик, миленький Павел Андреевич, мне так надо его выручить… Очень, очень надо, донимаете?.. Он был всегда добр ко мне… Он меня от смерти спас… Вы слышите?..

Руки Кольцова, мягко легли на дрожащие как в ознобе плечи Юры.

– Я хотел бы тебе помочь, мальчик. Но боюсь, это не в моих силах… Голова Юры клонилась все ниже, чувство бессильной безнадежности наполнило его сердце, внезапно перед глазами встала картина избиения Семе­на Алексеевича Осиповым. Губы у Юры задрожали, и он жалобно произнес, словно прося помощи для себя и Семена Алексеевича у милого и доброго Кольцова:

– Капитан: Осипов его бил… при мне бил, Павел Андреевич!

За что? За что он бил его? – Что-то горячее прихлынуло к его горлу, и он вдруг закричал в истерике: – Неужели вы все такие? Только с виду хо­рошие, лощеные? Значит, все вы притворяетесь? – Да, да притворяетесь!

– Успокойся, Юра! – озабочеыно сказал Кольцов. – Не все такие.

Под рукой Кольцова унялась Юрина дрожь, и – он понемногу успокоился, но все же что-то очень мучило его.

– Скажите, а каким был папа, вы же его знали, Павел Андреевич?

– Ты можешь гордиться своим отцом, Юра, – теплея сердцем, с мягкой решительностью встретив настороженно-просительный Юрин взгляд, ответил Кольцов. И он не врал, не подлаживался к мальчишечьему горю, а высказал то, что всегда испытывал к честному и прямому, но так и не нашедшему своего пути к правде полковнику Львову. Однако слова Юры о человеке, ко­торого истязал капитан Осипов, не шли из головы Павла Андреевича. И он, увидев, что мальчик успокоился, добавил: – А насчет твоего садовника, Юра, дела его, видно, плохи. Значит, взяла контрразведка.

Кольцов провел ладонью по голове мальчика, спросил то ли с умыслом, то ли ненароком:

– Фамилию-то его знаешь? Попробую поговорить с командующим.

– Нет, не знаю, – признался Юра и припомнил странные, горячечные сло­ва Семена Алексеевича. – А бывает, что у человека нет фамилии?

– Как это? – не понял Кольцов.

– Ну, он так сказал, – уклончиво ответил Юра. – Нету у меня, говорит, фамилии я имени нету. Я, говорит, человек без имени.

Кольцов вскинулся:

– Как он сказал, повтори?

– «Я человек… без имени», – недоуменно повторил Юра.

Несколько мгновений Кольцов молча смотрел на Юру, и в голове у него одна за другой пронеслись сбивчивые мысли; «Человек без имени – это же он. Все верю, ко мне шли на связь – и провалились. Но откуда человек, идущий на связь, мог знать, что Юру опекаю я?.. И откуда его знает Юра? Неужели и вправду бывший садовник?.. Какая-то путаница, загадка. Все так странно перемешалось…»

Кольцов бережно взял Юру за руки:

– Вели не хочешь, можешь не отвечать… Человек без имени действи­тельно работал в вашем имении?

– Нет, – тихо ответил Юра.

Больше Кольцов у него ничего не спросил.