Черепаха   ::   Николаева Олеся

---------------------------------------------

Николаева Олеся

Черепаха



Олеся Николаева

Черепаха

Ну и попутчик же мне тогда попался, этот Эн с Точкой! Думала - приличный человек, бывший структуралист, ученик Лотмана, поэт (Самойлов когда-то его поминал: "Приезжал ко мне из Тарту Эн с Точкой, читал стихи, неплохие"). Ну а кроме того - профессор, завкафедрой русской литературы, а он...

Ехали мы с ним в командировку от Литинститута аж в Албанию - налаживать культурные связи, читать лекции, везли две коробки русских книг. Был конец мая 1994-го. Жара ужасная. Вагон набит челночниками, бесконечные границы: Россия Украина, Украина - Молдавия, Молдавия - Румыния, Румыния - Болгария... Алчные таможенники, агрессивные пограничники. Визги женщин, у которых изымают контрабанду... Там, в Софии, нас встречала машина русского посла в Албании и перевозила в Тирану через всю Македонию. Опять: Болгария - Македония, Македония - Албания...

В вагоне мы и познакомились, до этого я никогда его не видела: полненький, с брюшком, очки, залысины, пухленькие короткие ручки. Одним словом, шляпа, интеллигент несчастный. Все время отчего-то волновался, поеживался, озирался.

Нас не досматривали, мы - делегация. У нас об этом специальная бумага с печатью, у нас особые визы, выданные МИДом. Каждый раз, когда заглядывал кто-нибудь из таможенников-пограничников, Эн с Точкой шебуршил в папке своими маленькими ручками и протягивал им нашу охранную грамоту:

- Делегация. Я - глава.

Те смотрели бумагу, порой даже брали под козырек и не приставали.

- Волнуетесь? - спросил Эн с Точкой, лишь поезд тронулся. - Я волнуюсь. Все-таки заграница. Всякое может случиться, провокации... Первый раз еду. Вот, взял в дорогу все необходимое.

Полез под полку, не поленился, достал туристский брезентовый рюкзак, извлек из него военный бинокль, котелок, алюминиевую кружку с ложкой и старенький транзистор "Спидола".

Как только пересекли границу бывшего СССР, неотрывно глядел в бинокль на скудные румынские земли.

- А наши степи просторней.

Потом - на поросшие лесами горы Болгарии:

- А у нас Саяны выше.

Увидел, что я читаю Томаса Манна, кажется, "Иосиф и его братья":

- А наш Толстой лучше.

Сидел, крутил старенькую "Спидолу", ловя вести из Отечества. Та шипела, свистела, нечленораздельно клокотала.

- Вы протокол хорошо знаете? - спросил, когда мы подъезжали к Софии.

- Какой еще протокол? - удивилась я.

- Ну что куда носить. Я вон целый чемодан с собой везу, костюмы, галстуки. Завтра днем у нас встреча с послом - так как, по протоколу одеваться или можно без?

- Без, - успокоила его я. - Тридцать градусов в тени, какой еще протокол.

- Ну смотрите, чтоб я лицом в грязь не ударил. И не отходите от меня. Я языков не знаю. Заблужусь. Могут быть провокации. Там сейчас американское влияние. Всякое может быть.

Так он и ходил за мною потом повсюду хвостом. Я - в магазин, он - в магазин, я - обедать, он - обедать, я - в уборную, и он туда же.

За первым же ужином объявил мне:

- Мы с вами по разные стороны баррикад. Вы в каком Союзе писателей "российском" или "России"?

Честно говоря, я и не знала, как именно он называется. Потом поняла, что он имеет в виду:

- Я, по всей видимости, в "жидо-масонском". А вы, наверное, в "фашистском"?

- Почему? - удивился он. - Я там, где Владимир Иванович Гусев. Это - самый лучший Союз писателей. А вы - в другом. Вы - где Наталья Иванова. Вот я и говорю, что мы по разные стороны баррикад.

Ну и, честно говоря, баррикады - не баррикады, но некоторая конфронтация у нас действительно возникла. Еще бы, лекции читал он примерно так:

- В России сейчас ужасная ситуация. До чего ведь дошло - Фадеев, Горький, Серафимович, Фурманов - в полном загоне. А Булгакову, Набокову, Платонову зеленый свет.

Албанцы негодовали.