Гулящая   ::   Мирный Панас

- У меня вот и зубов во рту нет!- И он показал свои почерневшие десны.

- А зубы-то тут зачем? Поцеловать да еще укусить, что ли? - подшучивал Колесник.

Все так и прыснули, а старая дьячиха менялась в лице и вращала глазами, как ведьма. Дьячок боком-боком, да и выбежал на кухню.

- Вы, Евфросиния Андреевна, за ним все-таки присмотрите,- дразнил Колесник дьячиху.- Вы на то не глядите, что у него зубов нету. Он и без зубов никому спуску не даст. А если бы ему да зубы!

- Разве я не знаю? - проворчала дьячиха.- Знаю! Сорок лет с ним прожила - знаю! Сказано: жеребец!

Хохот поднялся со всех сторон. Гости со смеху помирают, животики надорвали; а Колесник - хоть бы тебе что - только глаза блестят.

- Правду, святую правду говорите, Евфросиния Андреевна,- подмигивает он,- сущий жеребец! Вот и сейчас: убежал на кухню... Знаем мы. Хоть и стар, да хитер... Там у Петра Лукича новая служанка, да еще, дуй ее горой, такая ядреная девка... Вот куда его потянуло! Вот куда он удрал!

Дьячиха, расталкивая народ, вне себя помчалась на кухню. Гости хохотали; кое-кому вздумалось пойти поглядеть, что будет с дьячком.

- Пойдем! - звали они Колесника.

- Ну их! - ответил тот.- Почудили, и хватит, пойдем выпьем.

Одни пошли на кухню, другие с Колесником - к столу, где важно восседали батюшка, дьякон, Рубец, Кныш.

- Какая теперь наша служба? Какие наши доходы?- говорил батюшка Рубцу.- Вот когда у господ крепостные были,- вот тогда другое дело! Тогда были доходы! Бог дал праздник... сейчас везут тебе из имения: один одно, другой другое... да целыми возами... А теперь что? Разве на эти гроши проживешь? Да и их как начнут делить!

- Господь не оскудевает в своей милости! - проворчал, поднимаясь, дьякон и потянулся за чаркой.

Молодой батюшка только головой покачал.

- Любимец протопопа, так ему ничего,- тихо сказал он, вздыхая.

- Ну и протопоп же у нас! - прибавил Рубец.

- Христос воскрес! - рявкнул дьякон, как в большой колокол ударил.

- Воистину! - ответил, подходя к нему, Колесник.

- Вот! - обрадовался дьякон.- Это по-моему! А то плачется!.. Доходов у него нет, молодой попадье шиньоны не на что покупать,- бубнил он Колеснику как будто на ухо, но так, что все слышали.- Пореже пускал бы попадью с кавалерами шляться, вот и доходы были бы,- прибавил он и отошел.

За столом стали судить протопопа. Загнибеда говорил, что его все прихожане не любят, что он дерет с живого и с мертвого: если кто жениться задумал - меньше чем за четвертную не повенчает, умирает кто - гони десятку, а крестить надо - трешницу готовь. Рубец перебирал все его провинности перед покойным отцом Григорием: он его допек! он его в гроб вогнал! Кныш всех поражал, рассказывая про бумаги, какие попадались ему в полиции... Отец Николай только глубоко вздыхал.

А в кухне тем временем раздавался неистовый хохот. Смеялись над пономарем. Рябой и нескладный, он как пропустит чарочку, другую, так сразу начинает любезничать с бабами. Старая ли, молодая ли - ему все равно выходи за него замуж, и кончено! У него и хата своя и сундук есть, а в сундуке десять кусков полотна. И земли на его долю из руги десятин пять приходится, и с кружки рублей пятьдесят, да и за перезвон перепадает. Он один знает, по какому покойнику как звонить. Кто сколько даст - так он и звонит! Гривенник даст, на гривенник зазвонит, двугривенный - так на двугривенный, а за рубль - так оттрезвонит, что слеза прошибет! Говорят, пустое дело звонить - потянул за язык, да и все! Нет, и к колоколам с неумытым рылом не суйся!

Все знали, что он женат; один он этого не признавал, потому что так был пьян, когда венчался, что в глазах у него было темно. Да и жена с ним не жила, таскалась по шинкам да гуляла с солдатами. Трезвый он был тише воды, ниже травы; зато как подвыпьет, так откуда у него только прыть берется: куражится, хвастает, так и сыплет словами.

Вот и теперь.