Гулящая   ::   Мирный Панас

Давно ли он сидел на кухне один, опустив на грудь свою победную голову? Никто не пригласил его выпить и закусить, сам он тоже никому ничего не сказал. Христя стояла около печи и, посматривая на него, думала: чего это он сидит здесь один, не ест, не пьет, и к столу его никто не просит?

Но тут в кухню заявился толстый лавочник.

- Тимофей! А ты что тут сидишь, голову повесил, не ешь и не пьешь? И, недолго думая, он схватил пономаря за руку и потащил к столу.

Недолго они пробыли там, но вернулся Тимофей уже другим человеком: выпрямился, приосанился, глаза горят, брови шевелятся, тонким усом так и моргает. Христя никак не могла удержаться, чтобы не расхохотаться.

- Ты чего смеешься? Ты кто такая? - пристал он к Христе, так забавно шевеля бровями, что как та ни сдерживалась, но не могла не смеяться.

- Да это...- еле ворочая языком, сказал толстый лавочник,- да это девушка!

- А коли девушка, так почему замуж не идешь? - спрашивает Тимофей.

- Да она бы не прочь... так женихи не случаются.

- Фу-ты! - удивился Тимофей.- Да какого тебе жениха надо?

- Сватай, Тимофей, ее,- сказал кто-то из кучки гостей, которые стали собираться вокруг них.

- А что? Разве не пойдешь? Ты не гляди, что я в грязи: хоть и шлепнулся в грязь, а все одно князь! - крикнул он, как петух, притопнув ногой, и так моргнул усом, что все прямо померли со смеху.

Громовой хохот раздавался в кухне, но Тимофея это не смутило. Он подошел к Христе поближе и стал нежно заглядывать ей в глаза. Христе сначала было смешно, но, когда в кухню набился народ, ей стало стыдно и страшно... Потупившись, она отошла в угол, к кочережкам. Тимофей за нею.

- Серденько! - взвизгнул он и даже подпрыгнул.

- Чего вы пристали ко мне? Убирайтесь! - сказала с досадой Христя.

- Паникадило души моей! - взвизгнул он снова и ударил себя в грудь.

Гости так и покатились со смеху, а Тимофей стоит перед Христей, бьет себя в грудь и декламирует:

- Вот та, которой жаждала душа моя! Приди же, ближняя моя, добрая моя, голубица моя! Приди в мои объятия! - И, расставив руки, он собрался уже было заключить Христю в объятия.

- Тимофей! Это что такое! - раздался позади него голос.

Тимофей оглянулся - и руки опустил: перед ним стоял батюшка.

- Совсем девушку смутил,- сказал отец Николай, взглянув на Христю, которая, зардевшись как маков цвет, стояла у порога.

Тимофей попятился, давая дорогу батюшке, который собрался уже уходить и прощался с хозяевами и гостями.

- Отец Николай! А посошок разве выпить не полагается? - сказал Загнибеда, ласково заглядывая батюшке в глаза.

Отец Николай засмеялся.

- Посошок? А чтоб вас! Ну, уж давайте!

- Я вам наливочки,- хлопотал Загнибеда.- Такая наливочка - пальчики оближешь! Олена Ивановна! наливочки сюда! позапрошлогодней! - крикнул он жене.

Олена Ивановна принесла бутылку.

- Сама и угости. От тебя вкуснее! - сказал Загнибеда.

Олена Ивановна налила.

- Хороша, хороша! - похваливал отец Николай, смакуя каждый глоток.

- А вам, отец дьякон? Наливочки? - угощает Загнибеда.

- Э, свинячье пойло! - крикнул тот.- Горелочки! мне горелочки!

- А может, ромку напоследок? У меня хороший ромок - у немца брал.

- Не терплю я этих заграничных штучек. От них только в животе урчит да голова трещит. Нет лучше пития, как родная горелочка! Чем больше пьешь, тем кажется вкусней! верно? - крикнул он, хлопнув Колесника по плечу.

- Правда ваша. Ромок к чаю - расчудесное дело.

- Вот-вот! А так, голая - горелочка! Хватил рюмашечку - и готово! Дерзай, чадо! - крикнул он, опрокидывая рюмку, и поторопился за батюшкой, который уже стоял на крыльце, дожидался.

- О, дай вам бог счастья! - смеялся Колесник.

Вслед за дьяконом вышли хозяин с хозяйкой, а за ними кое-кто из гостей.

- Пропустите! пропустите! - шамкал беззубым ртом дьячок, протискиваясь в толпе.