Мендель Маранц   ::   Фридман Давид

Тяжелое молчание воцарилось в комнате. Потом Сарра попыталась что-то сказать. Но слова не шли у нее с языка, хотя Зельда поняла ее и без слов.

„Фабрика стала. Рабочие получают расчет… И Сарра…"

То, чего она больше всего боялась, случилось. Семья Маранцев очутилась теперь на краю пропасти. Зельда была подавлена мыслью о завтрашнем дне. Сарра рассеянно смотрела перед собой, подперев щеку кулаком. Мендель перестал курить, чтобы не так обращать на себя внимание.

Четыре женских глаза, однако, перенеслись на него.

Зельда начала первая.

— Теперь я больше не буду терпеть. Или ты завтра же отправляешься на работу, или уходишь от нас совсем мистер Мендель Маранц!

Для Менделя это было не ново. Такие кризисы. случались и раньше. Иногда он отделывался шуткой, иногда — обещанием, а то просто притворялся, что работает, пока в доме не наступал мир. Но на этот раз лицо Зельды не обещало ничего хорошего. Он видел, что его может спасти только работа, но она же и погубит его.

Заставить его работать постоянно — это все равно, что запрячь льва в телегу. Его ум не привык идти по готовым путям. За какую бы работу он ни брался, он тотчас же начинал придумывать машину, которая выполняла бы за него эту работу.

Голова его всегда была полна идей, ум его поглощал всю его энергию. Для того, чтобы работать, ему нужно было перестать думать. А это для него было все равно, что перестать дышать. Праздность была такой же неотъемлемой частью его натуры, как трудолюбие — натуры Зельды.

— Я не приспособлен к труду, — сказал он наконец, — то есть к простому труду. Одни работают руками, другие — ногами. Я работаю головой. А ты, как видно, хочешь чтобы я работал, как сапожник Симон, который по целым дням загоняет в каблук гвозди, пока не загонит себя в могилу. Раз, два, три — и у меня готова машина, которая забивает гвозди, режет кожу, прилаживает каблуки, накладывает заплаты. А я сижу и смеюсь над всем миром. Я не могу работать, как другие, а другие не могут работать, как я.

— Ты опять хочешь доказать мне, что ночь это день, а черное — белое, но это тебе не удастся. Теперь у нас в доме будет такой порядок: кто не работает, тот — не ест. Ест тот, кто работает. Если ты можешь придумать, как достать себе хлеба — твое счастье. А я не допущу, чтобы мои дети голодали. С этого дня я буду отцом, хозяином в доме. Раз ты не хочешь работать, то я найду себе работу.

Мендель не верил.

— Что такое женщина? — думал он. — Много грома и мало дождя.

Но тут полил такой дождь, какого он совсем и не ожидал.

— Завтра утром я пойду работать в швейную мастерскую. Ты, Сарра, пойдешь со мной. Я научу тебя настоящему делу.

Повернувшись к Менделю, она сказала с насмешкой:

— Ты считаешь, что моя работа в доме — игра? Хорошо! Теперь ты будешь сидеть дома и играть, как я играла. Ты хочешь есть? Приготовь себе. Ты думаешь, работа по хозяйству — пустяки. Вот теперь ты увидишь. Нужно собрать детей в школу, подняться на крышу — развесить белье, спуститься с пятого этажа с помойным ведром, сходить в лавку за продовольствием, постирать белье, заштопать чулки, погладить, помыть пол, убрать в квартире. Ну вот! Теперь ты будешь играть и развлекаться, а я буду зарабатывать на хлеб.

Мендель знал, что Зельда уже давно носит семейные штаны, но он думал, что она будет носить и юбку. Однако, ее твердое решение разочаровало его. Он никогда не подозревал, что тут же в квартире, рядом с ним, столько работы, и что теперь вся эта работа может свалиться на него. Он, конечно, не станет ее делать… Но все-таки…

— Что такое женщина? — подумал он. — Молния. На нее приятно смотреть, пока она тебя не ударит.



II. МЕНДЕЛЬ МАРАНЦ — ДОМАШНЯЯ ХОЗЯЙКА.

На следующее утро Мендель узнал, что такое „перпетуум мобиле". Квартирой овладели дети.