Наши добрые соседи   ::   Арагон Луи

Все еще больше запуталось.

- Все-таки, - вновь заговорил толстяк, - давайте-ка вернемся к иностранным передачам. Вы утверждаете, что не слушаете иностранные передачи, потому что у вас нет приемника.

Мне это казалось совершенно очевидным. А ему-нет.

- Все заявляют, у меня нет приемника, и думают, что этого достаточно. Но...

Тут он пододвинул поближе вольтеровское кресло и наклонился вперед, упершись руками в колени.

Я заметил у него на левой руке золотую цепочку.

- Но... можете ли вы мне доказать, что у вас нет приемника?

- Смотрите сами...

- Не я, - заявил он торжественным тоном, - должен предъявлять доказательства, а вы.

И он ткнул указательным пальцем сначала в меня, а затем в Полину.

- Не хватает еще, чтобы я стал доказывать, что у вас нет приемника! Откуда я могу знать, есть у вас приемник или нет? Вы возразите, конечно, что здесь я не вижу приемника. Но разве этого достаточно? Во-первых, я еще не все здесь осмотрел...

Он обвел взглядом комнату, где царил беспорядок.

- Мои ребята, - добавил он с улыбкой, - провели лишь поверхностный осмотр вашей квартиры... В кухне ничего нет, Петипон?

Петипон и другой, те, что сразу набросились на еду, рылись теперь в кухне в ящиках. Они хором ответили с набитым ртом:

- Нет, шеф.

Не знаю, что они сумели отыскать там съестного в наше-то время, хотя Полине порой удается спрятать от меня кое-какие продукты, которые она, уж не знаю как, умудряется раздобыть.

- А потом, все равно, разве это что-то доказывает? - продолжал толстяк. - Ваш приемник может находиться гденибудь в другом месте, быть в починке к примеру. Возможно, вас предупредили, и вы успели его кому-нибудь передать. К тому же наш визит не слишком вас удивил, вы успели подготовить все ответы заранее, знали, как защищаться.

- Клянусь вам...

- Не клянитесь. Это нехорошо. Потом всегда приходится в этом раскаиваться. Итак, признайтесь, что вы слушаете иностранные передачи, чтобы мы не теряли напрасно время-и мы, и вы...

Он вдруг стал добродушным, веселым.

- Между нами говоря, не такое уж это большое преступление-слушать иностранные передачи... все их слушают... Мы это прекрасно знаем... Да и я сам... Оно и понятно, их передачи интереснее, чем передачи национального радио... Информация у них лучше, и составлены они лучше, чем передачи национального радио...

Но я уперся:

- Откуда мне знать, ведь я-то не слушаю национальное радио.

Он воздел руки.к небу.

- Нечего вам пыжиться, мы же свои люди. Эта война слишком затянулась, людям скучно, я прекрасно это понимаю. И вот однажды, совсем случайно, сидя у приемника...

- Но нет у меня никакого приемника!

- Да не прерывайте вы меня на каждом слове, это невежливо.

Однажды, сидя у приемника, вы поворачиваете ручку настройки, тут идут всякие помехи, вы стараетесь их устранить, слышно плохо, вы пытаетесь лучше расслышать... О, без всякого злого умысла, это, скорее, похоже на игру и делается, скорее, из спортивного интереса... Человек не становится заговорщиком только потому, что он слушает иностранные передачи. Иначе придется считать, что вся Франция строит заговоры... Впрочем, в какой-то степени так оно и есть. Но все это не слишком серьезно... немножко слушают радио... немножко строят заговоры... Итак, вы сознаетесь?

И поскольку я отрицательно покачал головой, тон его изменился, стал угрожающим:

- Вы отказываетесь признать факты? Ну ладно. Мы займемся вашим делом. Особенно после того, как вы так уклончиво отозвались о политике премьера Лаваля...

- Да, но позвольте...

- Не позволю! Слишком много вам было позволено. Вот почему мы и оказались в таком положении. Отношение к премьеру Лавалю-это уже может служить тестом. Вы, вероятно, не знаете, что такое тест? Пфеффер, он не знает, что такое тест.