Племянник Вольтера   ::   Энценсбергер Ханс Магнус

Пришлось позвать трех дюжих лакеев, чтобы усмирить это чудовище.

ФИЛОСОФ. Нет ничего более естественного, чем подобное проявление чувств. Герцогиня была, несомненно, польщена. А я, кстати говоря, нахожу, что вы поступаете довольно рискованно, беря на себя роль блюстителя нравственности.

ПЛЕМЯННИК. И вы правы. Ах, порой я и сам мечтаю уехать, на какой-нибудь цветущий тропический остров. Возможно, там я стал бы важной персоной. Здесь же, в Париже, я никто.

ФИЛОСОФ. Справедливо. Я, например, никогда о вас не вспоминаю, если не вижу вас. Но сейчас, раз уж вы здесь... Что вы поделываете?

ПЛЕМЯННИК. То же, что поделываете вы и все другие. Кое-что хорошее, кое-что дурное, короче, ничего существенного. Порой я испытывал голод, и тогда я ел, или жажду, и тогда пил. А когда у меня отрастала борода, я брился.

ФИЛОСОФ. Словом, дела ваши идут хорошо.

ПЛЕМЯННИК. Напротив. Я весьма удручен.

ФИЛОСОФ. С чего бы это? Вы, кажется, даже поправились.

ПЛЕМЯННИК. Это все от забот. Мой богатый дядюшка все сохнет, а я толстею.

ФИЛОСОФ. Что, собственно, вы имеете против вашего дяди? Он вас наверняка не оставит в беде.

ПЛЕМЯННИК. Он? Да он ради меня пальцем не пошевелит. От этого его оберегает его философия, а она непреложна: думать только о себе. Весь остальной мир ему безразличен. Да, он счастливый человек. Тут уж ничего не поделаешь.

ФИЛОСОФ. Но, говорят, он очень болен.

ПЛЕМЯННИК. Ничего страшного. Всего лишь его кишечные колики, его беды с мочевым пузырем, его подагра.

ФИЛОСОФ. Прекратите!

ПЛЕМЯННИК. Из-за стоматита у него выпали зубы, а импотент он уже давно. Но ему все нипочем. Он живуч. Сколько раз мне казалось: все, долго он не протянет. Ничего подобного! Вновь и вновь ему удается выкарабкаться. И ни капельки стыда, - это в его-то годы!

ФИЛОСОФ. Вы, я вижу, тешите себя надеждой!

ПЛЕМЯННИК. Детей у него нет. Не могу себе представить, чтобы все свои миллионы он оставил монахиням.

ФИЛОСОФ. Вы преувеличиваете. Столько он наверняка не получил за свои труды.

ПЛЕМЯННИК. Ах, оставьте - его труды! Здесь пенсия, там синекура. С этого все началось. Но потом пришло время и для крупного дельца. Он же спекулянт, ростовщик. А сколько он заработал на одних только армейских поставках! Сто процентов! У него даже есть доля в вест-индской судовой компании, а что это означает, вам известно так же хорошо, как и мне.

ФИЛОСОФ. Вольтер - работорговец? Вы уверены?

ПЛЕМЯННИК. Двадцать пять процентов годовых.

ФИЛОСОФ. Никогда бы не подумал. Ужасно. Но не будем забывать, как часто он вступался за правое дело. Его борьба против суеверия, против господства клира, против иезуитов. Достойно восхищения! Вспомните только дело Каласа7.

ПЛЕМЯННИК. Еще бы. Cause celebre8. На подобные вещи у него безошибочный нюх.

ФИЛОСОФ. А неприятности, которые из-за всего этого обрушились на него?

ПЛЕМЯННИК. Без скандала он бы ничего не добился. Того, кто во Франции не владеет бойким пером, всегда будут считать тюфяком. Мы любим, чтобы нас пощекотали. Интерес вызывает лишь то, что запрещено. И он это умеет лучше любого другого. Что с вами?

ФИЛОСОФ. Вы говорите о вашем дяде, а подразумеваете меня?

ПЛЕМЯННИК. С чего вы взяли? У вас же нет денег. А вот он, - он может себе это позволить. Сидит себе в Швейцарии, где невозможно его арестовать. К тому же, когда риск становится слишком велик, он просто прячет когти. Вы ведь знаете, как он пресмыкался перед своим другом, королем Пруссии. Вольтер - страдалец за истину, не смешите меня!

ФИЛОСОФ. Хорошо, согласен: время от времени он оступается, и каждый раз, когда с ним подобное происходит, он оказывается в нравственной навозной куче. И тогда у меня возникает желание обтереть его губкой и хорошенько закутать, подобно музейному реставратору, который очищает драгоценную статую.

ПЛЕМЯННИК.