Река   ::   Бондарев Ю В

На ней теперь было шерстяное платье, еще московское, - то платье, в каком нарядно ехала сюда, и она мельком, внезапно перехватив вопросительный взгляд Свиридова, подумала, что это платье, должно быть, выглядело как-то странно и дико здесь, как и новенький стетоскоп, который она вынула из сумки.

Всхлипнув, Кедрин задвигался на топчане, еле слышно зашептал сквозь стук зубов:

- Вот как подуло, м-морозно, ты лесину в костер сруби, слышишь?..

- Бред.

Свиридов, все с удивлением косясь на ее платье, на стетоскоп, озабоченно наклонился к ней, заговорил:

- Как вы ушли, Анечка, к плоту, он сразу прилег, значит, спать, говорил: "Хочу, второй день не могу, - говорит, - озноб выгнать..." А потом начал: на какие-то пики его бросают, в мясорубке мелют! Какой-то кровавый ужас! Не повезло нам... - Свиридов коротко вздохнул, задумался, помолчав, удрученно договорил: - Эх, Колька, Колька, геологическая твоя душа! Д-да, бывает же, и мамонта с ног - фить! Никогда ведь не болел. Может, у него... Не энцефалит ли?.. Бывает здесь жуткое такое. От клеща. Температура после укуса... страшная мозговая болезнь... - И, опять скользяще оглядев ее платье, с напряженной улыбкой выговорил: - Сложный диагнозик? А? Что же делать будем?

- В отношении диагноза я как-нибудь разберусь, - повернувшись к нему, сказала Аня. - Я попросила бы вас посмотреть за печкой, принести дров и воды. Идите, пожалуйста!

Он с неуверенностью развел руками, он словно не узнавал ее: темные брови сдвинулись, вся она стала угловатой, и ее голос тоже как бы приобрел острые уголки.

- Что вы, в самом деле, дайте отдышаться, Анечка! Сердце зашлось. Шутка - ночь не спавши... - проговорил Свиридов обиженно и, пошатываясь, вышел, слышно было, как захлюпали сапоги по лужам.

Аня осторожно сдвинула тулуп с груди Кедрина, выслушала его, прижимая к горячей коже стетоскоп: были хрипы в верхушке легкого, и это не испугало ее в тот миг, а подтвердило опасения.

- Кто это? Зачем? - слабо сказал Кедрин, очнувшись от прикосновений холодка стетоскопа. - Вы? Где... Свиридов?

- Я с вами, - еле внятно ответила она и тихонько провела ладонью по его пылающему лбу, стараясь улыбнуться, но ее слова не дошли до него.

Кедрин ознобно дрожал, как раздетый на морозе, вздрагивали запекшиеся губы, закрытые веки; раз с усилием приоткрыл воспаленные глаза, увидел Аню, долго бессмысленно глядел на нее неузнавающим, затуманенным взглядом и, зажмуриваясь, снова подхваченный бредом, в ознобе застучал зубами, быстро, несвязно заговорил что-то непонятное, дикое, и ей почудилось, будто огромной черной тенью над головой завитал страх бессилия, похожий на отчаянье и одиночество среди гудения этого ветра над палаткой, среди этого нескончаемого дождя, шелестящего по брезенту.

- Аня! Доктор!.. - донеслись до нее приглушенные вскрики из летящего за палаткой гула. И она, вздрогнув, вскочила, поспешно отдернула полог: это был голос Свиридова.

Ветер вместе с брызгами дождя хлестнул по лицу, заплескался полог, обдало сыростью, все шумело, раскачивалось в темноте, и возле палатки полз, скакал по мокрой траве ослабший луч фонарика.

- Свиридов! - крикнула Аня.

Хрипло дыша, он подковылял к ней темнеющим комом, втиснулся в палатку, едва держась на ногах, бросил у самого входа охапку дров, весь расслабленный, подкошенно опустился на ветви, землисто-серое мокрое лицо его дергалось, болезненно кривясь, грязные руки зачем-то ощупывали правую ногу.

- Что с вами, Свиридов?

- Да что вы спрашиваете? Спасибо вам в шляпу! Загоняли, как ишака, нашли мальчика! - с озлобленностью выдохнул он, взад и вперед раскачиваясь. - На дерягу упал в какую-то яму, ногу... ногу я вывихнул, ну что я теперь с этой ногой?..

Аня, глядя пристально потемневшими глазами, сказала:

- Покажите ногу. Снимите сапог.

Тогда он, кряхтя, стиснув зубы, начал с ее помощью снимать сапог и, оголив ногу, отдуваясь, с напряжением держал ее на весу двумя руками, щеки его налились краснотой.