Сын империи   ::   Юрьенен Сергей

Влетев в комнату, Александр тормозит себя за скатерть, утаскивая из-под глаз Августы учебник "География".

- Ты чего это? - Августа подтаскивает учебник обратно.

- Фашистка!

- Кто?

- Тюха-Матюха проклятая!

- Конечно, фашистка. Ты что, об этом только сегодня узнал? - И, зажав ладонями уши, Августа снова уходит с головой в учебник.

Он взбирается на подоконник и прикладывает горящее ухо к холодному стеклу.

- ...но это грубая ошибка, - бубнит сестра. - Географическая среда не является существенным признаком, определяющим характер того или иного общественного строя. Так, например, климат в нашей стране и климат в США различаются незначительно, однако, как мы знаем, развитие общественного строя в США отстало от развития общественного строя в СССР на целую историческую эпоху...

За окном, в колодце каменном, взвивается, бьется и воет ночная пурга.

Он бросает взгляд направо, на окно кухни. Оно обморожено по закраинам, а в центре, освещенная тусклой лампочкой, ведьма с короткой стрижкой и озлобленным лицом неслышно разевает рот, размахивая в такт оловянным половником.

ГОЛЫЕ ЖЕНЩИНЫ

Из школы девочек Aвгустa приносит весть о том, что в бане сегодня женский день.

Я пользуюсь случаем показать, как хорошо дается мне раскатистое русское "р":

- Ура! Ур-р-ра! - и бросаюсь за давно не мытым резиновым Мамонтом.

- Пора ему уже с мужчинами ходить, - говорит дедушка.

- Где их взять-то, мужчин?

- Со мной бы тогда отпустила.

- С вами? Как же!.. Когда вы до баньки пиво, а после - прямо в шашлычную на угол.

- Национальный обычай, Любовь. После баньки - знаешь? - хоть укради - да выпей.

- Вот я и говорю, Александр Густавович: с нами оно верней. Пусть пользуется, пока возраст позволяет.

- Да возраст-то уже того... На лимите.

- Ничего, еще пока пускают нас, - говорит мама обо мне. - Мы ведь еще не понимаем ничего - да, сынуленька? Ну-ка посмотри мне в глаза!..

В ущелье улицы кружится снег. У винного магазина толпятся мужчины. Завидуя, что сегодня не их день мыться, мужчины кричат нам вслед разные глупости, на которые обращать внимание нельзя.

Мы сворачиваем в Чернышев переулок.

Перед входом в баню - длинная очередь. Как в магазине, но только здесь одни женщины.

- Вы нас не пропустите, - спрашивает мама, - с мальчиком?

- Еще чего! - отвечает очередь. - С мальчиком пусть папа ходит.

- Он же ребенок!

- Ребенок-жеребенок... Мы все тут с ребенками.

- Вы с девочками, а у него папы нет.

- У них тоже нет. В общем порядке, гражданка!

Мы доходим до конца очереди, и мама со вздохом прислоняется к облупленной стене. Напротив садик - за черной оградой. И мама отсылает нас туда с Августой - погулять. С трех сторон садик сдавлен глухими кирпичными стенами. Идет снег, и Августа стоит, а я гуляю по мерзлым кочкам среди кустиков. Прутья обледенели и хорошо отламываются. Кусочки прутьев я беру в рот, и на язык мне сползают трубочки льда.

- Александр!

- Что?

- Не бери в рот всякую гадость.

- Это не гадость. Это лед.

- Тем более. Нажрешься льда до бани, а потом ангину схватишь. От перепада температур. - Августа ежится, натягивает рукава на голые запястья и нескладно переминается с ноги на ногу. - Неужели тебе не холодно?

- Нет.

- Ничего, еще долго стоять. - Она шмыгает носом. - Придешь домой, спать ляжешь. А мне еще уроки зубрить на завтра.

- Про что?

- Про многое... Про Жанну д'Арк.

- Кто это?

- А я откуда знаю? Еще не выучила. Может, и не выучу: мне после бани спать охота. А завтра пару влепят, и тогда... - Августа вздыхает. - У меня еще после той порки синяки не сошли. Как раздеваться буду, просто не знаю. Со стыда сгорю... Ты нашу маму любишь?

- Я? Люблю.

- И я... Хотя мне иногда кажется, - говорит Августа, - что она не дурь из меня выбивает, а саму меня хочет убить.

- За что?

- Так. Лишняя ей я. Да и ты тоже. Из-за нас с тобой ей замуж никогда не выйти.