Плывя с Конецким   ::   Аннинский Лев

---------------------------------------------

Аннинский Лев

Плывя с Конецким



Лев Аннинский

Плывя с Конецким

Очерк

- Конецкий плывет...

- Чего он тут делает?

- Мозги в Арктике проветривает.

- Делать ему больше нечего. Навер

ное, мозоли на заднице отсидел...

В. Конецкий

Носит же нелегкая!

В. Конецкий

Мне странно и неприятно видеть

из каюты корму, я привык видеть нос.

В. Конецкий

Последний из трех эпиграфов как-то успокаивает, возвращает нас к привычно романтическому взгляду на вещи, но второй и особенно первый - явно нуждаются в комментарии. Ситуация не без пикантности: автор десятков книг и сценариев, писатель, можно сказать, с мировой известностью, - лично стоя на капитанском мостике, ведет корабль. По Северному Морскому пути. И хотя смотрит он, как и полагается капитану, вперед, с романтикой тут сложно. Название у корабля непоэтичное: "Колымалес"; льды вокруг загажены отбросами, а из радиотелефона доносятся реплики, мною выше воспроизведенные. Вернее, воспроизведенные прежде всего самим Конецким. Тут интересен сам факт такой записи о себе. К характеру Конецкого и к тональности его прозы этот факт имеет не просто прямое, но, я бы сказал, принципиально важное отношение. Поэтому есть смысл повнимательнее вчитаться в это место, и особо - в мелодию мотивировок:

"...Мои впечатления отравляла немного литературная известность. Психологически я не люблю обращать на себя общественное внимание. А без этого в коммунальной квартире, то есть на Арктической трассе СМП, мне уже не обойтись. Все здесь друг про друга знают. В инкогнито не сыграешь. Из радиотелефона доносится: "На "Колымалесе" Конецкий плывет..." - далее цитируется радиоперекличка, которая завершается так: "Конецкий застрял!" "Конецкий пилотку надел!" - под некоторым колпаком я тут сижу, стеклянным. Никуда не денешься... факт, что с этой фамилией делается работать в море труднее. И все-таки свой я здесь, и потому хорошо мне здесь, несмотря на все тягости..."

Свой я здесь, - заметим эту мысль. А пока - об интонации. Никакой ведь саморекламы! Парадокс: другой автор выглядел бы в этих репликах, как в павлиньих перьях; да другой автор и не преминул бы извлечь из ситуации ореол скромного величия, и неловкости бы не заметил, - Конецкий же прет вроде бы напролом, как ни в чем не бывало, он знать ничего не хочет, и он прав - не потому, что ему "наплевать" на собственную известность (отнюдь не наплевать), а потому, что есть особый секрет в его интонации. Слова как бы играют встречным смыслом: смотрят "на нос", но оглядываются и "на корму". Поэтому Конецкий спокойно цитирует реплику своего читателя: "Всю, Викторыч, твою вульгарную книжку прочел - вот, значит, глупость так глупость!" и слова докторши в ответ на вопрос, чего ее понесло на флот: "Конецкого начиталась". Цитируется без всяких объяснений, с полной видимой невозмутимостью. Невозмутимость эту переоценивать не следует: болит у Конецкого сильно, кожа, как и полагается, с души содрана. Но есть, повторяю, некий контрапункт внутренней музыки в его прозе, который позволяет ему играть именно в невозмутимость.

Дело в том, что слова у Конецкого ежемгновенно остерегаются смыслового "оверкиля". И потому его не боятся: готовы. И облик Виктора Некрасова, "сниженный" у Конецкого до того, что читатели были шокированы, - снижен по той же причине: человек "затерт" жизнью, и это надо сказать о нем сразу: прямо и жестко.