Первый к бою готов!   ::   Самаров Сергей

Тот, кто их не боится, их не устраивает мертвым… И им надо было заставить меня живого испугаться… А я не боялся… Не смеялся над близкой смертью и не плакал в ее ожидании… Просто не боялся… И через час не боялся, когда меня снова на расстрел повели… И на следующий день, когда в третий раз повели, тоже не боялся… Только тогда меня еще заставили себе могилу копать… Земля у них хреновая, если ее вообще можно землей назвать… Сплошные камни, песком пересыпанные и другими камнями, поменьше… И копай, и копай… Ладони в кровь, и губы в кровь, потому что прикусываешь их со злости… Но не боялся…

Я озлоблен был… На всех…

Палачи они опытные, знают, как с людьми обращаться, чтобы сломать… Они каждый вечер в течение месяца мне говорили, что утром расстреляют… Чтобы я ночь не спал, чтобы думал и страдал, представляя свою смерть… Я думал… Я представлял… Но я не страдал… Я смерти ждал как избавления… Но им этого было не понять… Они сломать характер хотели, а это не получалось… Такого, как я, нельзя сломать… Меня только убить можно… Убивайте, если можете… Не можете – тогда я убью… При первой возможности…

Я озлоблен был… На всех…

Все наши через это прошли… Но не все так озлобились, некоторые просто пугались… А я не пугался… И чечен этим озлобливал…

* * *



Я даже тогда озлобливаюсь, когда вспоминать это начинаю… Как сейчас…

Озлобливаюсь? А кто это знает, кроме меня самого? Кто знает, что я озлобливаюсь?.. В самые нервные моменты… Вот… Я озлоблен… Зеркало, однако, показывало мне спокойное, чуть насмешливое лицо, которое трудно смутить пистолетным стволом. Даже стволом пистолета с глушителем… И желтые волчьи глаза не мигали перед страшным черным отверстием, в котором живет быстрая огненная смерть. Женщинам мои глаза нравятся… Женщины любят жестокость, хотя часто называют ее простой жесткостью и мужественностью… Настоящий, дескать, мужчина, раритет в нашей повседневности, когда кругом всякая «голубизна» оскорбляет женские желания… И я, склонности к скромности никогда не испытывая, согласен с ними… И даже значение этому придаю… Пожалуй, даже соглашусь, если мне скажут, что женщины – это моя слабость. Не любовь, а просто слабость. И я люблю, когда любят меня, но не больше… Большего – обязательств, обещаний, замаскированной надежды, всего этого я стараюсь избегать и никогда им ничего не обещаю. Хотят любить, пусть любят. Я согласен. И это максимум того, что я им разрешаю. Но я всегда хочу выглядеть перед женщинами красиво, даже при прощании… С женщинами мне бывает хорошо, я с ними расслабляюсь… Но даже и они никогда не видят моей озлобленности, хотя считают себя более чуткими, чем мужчины, существами.

Там, в горах, чеченам, что издевались надо мной и над другими несколько месяцев, озлобленность показывать было можно и нужно, потому что они мечтали меня этой озлобленности лишить, и, может быть, поэтому не убивали, как убили тех двух контрактников… Сейчас, когда уже чуть больше двенадцати лет прошло, я озлобленность глубоко прячу, я в любой обстановке привык быть обаятельным и привлекательным, умело управляя своим лицом… И особенно тогда, когда меня разозлят, потому что я этого не прощаю… Злобы моей уже много лет никто не видел…

Ее люди только чувствовали, когда я ее проявлял…

Владеть собой – это главное, что должен уметь делать мужчина! Все остальное приложится. И успех в жизни ждет только того, кто собой умеет владеть в любой ситуации… Кто зол и безжалостен… Кто силен… Время такое, волчье…

* * *



На прошлой неделе ментовский старший лейтенант Васька, мой друг детства и одноклассник, тоже обосновавшийся ныне в Москве, позвонил мне на мобилу и попросил помочь ему с переездом на новую квартиру.