Конченые   ::   Гордон Катя

Они летают себе в вакууме Вселенной, крутятся и ни о чем не думают. И моя голова, и мое туловище мне совершенно не принадлежат — они тоже летают в вакууме и крутятся. И слова, и мысли, и чувства крутятся. И разве может мама всосать весь этот хаос? Нет, конечно… И она крутится со своим пылесосом в вакууме Вселенной, в нашей Солнечной системе, на планете Земля, в 26 метрах нашей квартиры. И нет ничего личного, и ничего общественного, и ничего своего — а, значит, и терять совершенно нечего. Урра!



17…

Мы сидим в ресторане. Сергей Юрьевич тупо улыбается мне. Ему пятьдесят, не меньше.

— Ты такая красивая… — выдыхает он.

Отчего на свете так мало людей, которые относятся к себе критически? Вот будь мне пятьдесят лет… Будь у меня рыхлый живот, лысина и пять своих, настоящих зубов — разве бы я пошла на свидание с двадцатилетней девицей? Нет, конечно. А зачем? Чтобы лишний раз убедиться в том, что все бабы одинаковые, что у меня рыхлый живот, лысина и пять зубов?

А мужики идут. Целыми отрядами, потуже затянув ремни на брюках, подороже напялив часы на руку и начистив ботинки, в которых прячутся огрубевшие пятки. Они идут, надеясь на взаимность, или, хотя бы, на не очень дорогое удовольствие.

— Здесь отменное фуа-гра… — улыбаясь говорит Сергей Юрьевич.

— Лучше деньгами… — думаю я.

Вот интересно: если я сейчас поем — это значит я сказала «да» — или ничего не значит? Если я только выпью кофе с пирожным?

— Ты, наверное, стихи пишешь? — Сергей Юрьевич явно нервничает.

— Да нет… А с чего вы взяли…

— «Ты…» — он кладет мне свою поролоновую руку на запястье.

— С чего ты взял? — повторяю вопрос я, сделав глоток вина.

— У тебя очень романтический вид…

Слава Богу, пришел официант.

— Мне фуа-гра, а даме… — Сергей Юрьевич глядит на меня, как обычно, улыбаясь.

— А даме… А что у вас самое дорогое? — начинаю наглеть я.

Официант растерянно посмотрел на Сергея Юрьевича — С.Ю. кивнул в ответ:

— Лобстеры…

— Вот мне лобстеров, — перед глазами всплыли резиновые лица отца и бабушки с вареньем на губах… — И вина белого, самого тоже… — решаюсь я.

Официант кивнул и растворился в темноте.

— Гуляем, — опять улыбнулся С.Ю.

— Сергей Юрьевич… — я начала монолог, — я бы могла долго и нудно рассказывать о своей учебе и мечтах, о том, что мама меня ждет к восьми, и, вот досада, как раз сегодня у меня сломался каблук на любимых туфлях. Еще бы я рассказала о неоплаченном мобильном и о том, что с вами я себя чувствую спокойно, — и вообще вы — мужчина моей мечты…

Принесли вино. Я залпом выпила бокал.

— Так вот… Дома меня не ждут, мужчины мне нравятся помоложе… И деньги мне очень нужны… Я не блядь, но начинать когда-то надо…

Я еще выпила. На Ю.С. я старалась не смотреть.

— Короче, давайте без сюсь и всякой чепухи. Щас поедим — потом, ну… И все!

С.Ю. спокойно смотрел на меня. Оказалось, что когда он не улыбается — у него довольно приятное лицо



18.

Помню: ко мне перед сном заходила бабушка, «маминамама». Она гасила свет в комнате и в контражуре дверного проема тихо говорила:

Спокойной вам ночи, приятного сна,

Желаю увидеть осла и козла

Осла до пол ночи, козла — до утра,

Спокойной вам ночи, приятного сна.

Когда трудно уснуть — я повторяю это заклинание про себя. Маминамама закрывает дверь. Под цокот копыт приходит сон.



19…

Я проснулась в гостинице одетая и обутая…

Прямо надо мной звенит хрусталем громадная люстра. Ничего не было — по разным признакам понимаю я… Да и вообще: ничего не было до этого самого момента — все смыло бурными винными потоками — и я, не уцелев, но заново родившись, плыву на кровати посреди мирового океана под безвкусным хрустальным светилом. Я родилась заново.